И там есть момент важный, там много их, но я о себе, конечно.
Сцена - Феб и люди.
И надо же было такому случиться: я неотрывно глядел на окна здания с черными буквами вывески, а следовало бы смотреть под ноги. И вдруг меня решительно и скользко повело вкось, я увидел свои облепленные желтой глиной кеды упирающимися в голубое небо, затем все вокруг замелькало, заструилось зеленым и рыжим, за¬чавкало, я услыхал восторженное: «Во дает!» — и поднялся по колено в мутной воде, даже не в воде, а в какой-то субстанции, густотою своей напоминающей ряженку. Как в дурацком сне, я увидел горизонт много выше своей головы, точнее, это был не горизонт, а рваный край глубокой ямы, в которую, судя по гладкому желобу на склоне, я скатился спиной вперед. А на краю, в телогрейке, каске, кирзовых сапогах и брезентовых штанах, стоял веселый молодой парень с залихватским рыжим чубом, который из-под каски выбивался.
— С прибытием! — сказал он мне, присев и упершись обеими руками в колени,— И долго ж мы вас ждали!
Я передернул плечами, спина моя ощущала мерзкую задубенелость мокрой грязной рубахи, и дурашливый тон рыжего парня показался мне оскорбительным.
— Давай! — Парень выставил ногу в грубом сапоге, уперся ею в выбоину на склоне и протянул мне руку.— Держи пять, будет десять!
— Не надо,— буркнул я и, чувствуя себя несчастным (дернула ж меня нелегкая надеть почти новую рубаху), на четвереньках полез самостоятельно вверх.
— Давай, говорю! — Возмутившись, рыжий парень потрясал своей короткопалой пятерней перед самым моим лицом,— Чего дурака валяешь?
Глина была как намыленная, руки и ноги мои скользили, и на секунду я склонился к тому, чтобы схватиться за эту надежную пятерню, но тут же почувствовал, что снова еду вниз, в желтую ряженку.
Парень пронаблюдал за моим спуском, потом неторопливо выдернул увязший сапог, выпрямился.
— От мы какие! — одобрительно сказал он.— Ну, езди дальше.
Он повернулся, сделал крупный шаг в сторону и исчез. А я, чертыхнувшись, снова полез наверх, глубоко захватывая пальцами глину, выбивая мысками ступеньки,— и опять съехал вниз, когда до края ямы с куском торчавшей из земли арматуры оставалось буквально рукою подать. Очутившись на дне, я с отчаянием огляделся: ни палки, ни досочки кругом, ничего, кроме месива, и в центре ямы высоко, как постамент памятника, вздымался бетонный цилиндр колодца канализации. А на самом верху его, на недосягаемой для меня высоте, косо лежала, словно сдвинутая набекрень блатная кепочка, тяжелая чугунная крышка люка. Что за глупость? Кривоносый, телеателье, Тоня в желто-голубом, Маргарита в полупрозрачной блузке, Максим в островерхом дождевике, папа и мама — все это осталось там, наверху, и мне представилось вдруг, как они идут чередою по гладко уложенному асфальту, не подозревая о том, как я здесь мучаюсь внизу. И что самое жуткое: минуту назад все было так хорошо, так солнечно, сухо и ясно!
Я с рычанием кинулся к склону и полез, видя перед собою лишь глину и кромку неба. Но теперь я был весь уже скользок, как обмылок, и, не поднявшись до половины, сполз в свое месиво. Я готов был разрыдаться, но тут в грязь рядом со мною тупо уткнулась доска с часто прибитыми к ней короткими поперечными планками. Я поднял голову — на краю ямы молча стоял рыжий в каске. И, не помня себя от злости, я снова бросился на штурм, игнорируя доску, а она была такая сухая и звонкая, по ней так легко было бы взойти наверх. Я карабкался, помогая себе локтями и чуть ли не подбородком, я не видел ничего вокруг себя, кроме желтой грязи, но я знал, что рыжий парень стоит наверху и сосредоточенно глядит игу меня.
С третьей попытки мне удалось наконец протянуть руку и ухватиться за проклятую арматуру. Я поднял голову и увидел перед собою громадные сапоги рыжего парня.
— Отойди! — тяжело дыша, сказал я.
Рыжий отступил на шаг и, сунув руки в карманы, пронаблюдал, как я вылезаю.
— Ну? — спросил он, когда я вылез и сел на краю ямы.
— Ну,— уехало и равнодушно ответил я.
— Так и жить будешь? — спросил он.
— Так и буду,— сказал я и, подобрав с земли щепочку, принялся соскребать с себя глину.
— От козел,— беззлобно проговорил парень.
Он вытащил из ямы 'спасательный трап, легко, как удочку, вскинул его себе на плечо и ушел.
Ну, вот он, ваш страшный суд, вот сейчас решается - нужны вы в благодатной земле или нет. Не надо так, люди, "держи пять, будет десять", ну!
Комментарии
Отправить комментарий